Мария Сарычева:

 

Моя подруга Анна из Чехии была одержима идеей октябрьской революции. О том, что она приедет в Москву в ноябре, мы договорились еще в марте. Я совершенно не разделяла ее энтузиазма – я знала, что каждая культурная институция не преминет поговорить с нами об октябрьской революции и о роли личности в истории. За неделю пребывания подруги в Москве мы посмотрели все возможные выставки о революции. После всего этого почему-то не отпускало странное ощущение, что политические реалии октября семнадцатого были намного радостнее политических реалий октября две тысячи семнадцатого года: революция была впереди.

 

Выставка Дмитрия Венкова «Октябрьский переворот» — это очередная выставка из цикла Винзавода «Прощание с вечной молодостью», цель которой отправить young artists в категорию established. Как по мне, так все участники цикла уже давно находятся за пределами категории young, а некоторые уже давно за пределами established. Выставка объединяет три видео и серию фотографий и исследует переворот как художественный метод. Поставить с ног на голову звезду, перевернуть отношения внутри группы людей, вовлеченных в дискуссию по поводу сноса памятника Ленина, — в этом буквальном понимании переворота есть что-то непреодолимо милое. Но видео «Гимны Московии», сделанное в соавторстве с композитором Александром Маноцковым, это нечто большее, чем виды перевернутой Москвы под проигранный в обратном порядке гимн СССР. Я не могу избавиться от мысли, что видео содержит в себе гипнотически успокаивающий потенциал, ну знаешь, такого рода, что с помощью него хочется заряжать воду, или просыпаться и засыпать возле него. Достигается ли этот магнетизм высокобюджетными съемками архитектуры Москвы, восхищаться которой кажется возможно только с высоты («лучший вид на этот город, если сесть в бомбардировщик»), или отсутствием человеческих следов внутри видео, непонятно. Мне понятно только то, что революция — это другая планета, где нас нет.

 

Борис Клюшников:

 

Конечно, формат критического освещения событий не позволяет достаточно глубоко проанализировать выставку Дмитрия Венкова, поэтому я вижу свою цель в том, чтобы обосновать необходимость этого анализа, к которому и хочу пригласить возможного зрителя. Во-первых, эта выставка интересна тем, что Венкову удается создавать открытое пространство для интерпретации, которое при этом остается исторически конкретным. Приведу лишь один пример. Выставка открывается видеоработой, в которой люди сосредоточенно собирают паззл Розетского Камня. Обычно эту «игрушку» дарят как сувенирную шутку, потому как его совершенно невозможно собрать. И тем не менее мы видим людей, которые замирают в раздумьях, пытаясь соединить неведомые фрагменты древних языков. Мы хорошо знакомы с постмодернистской теорией произведения искусства, которая мыслится через понятие «свободной игры» (free play) интерпретаций. Однако у Дмитрия Венкова эта концепция произведения переворачивается — свободная игра оказывается тяжелой задачей «зависания». Эта работа показывает «серьезность» игры и «тревожность» сувенира. Искусство — открытая игра, доступная в музейном мерчендайзинге, но в данном случае она полностью меняет отношение — от иронии к зависанию, подвешенности смыслов игры. Искусство — это игра, правила которой мы должны прояснять сами, коллективно договариваясь о мере их применимости. Я думаю, что «эстетический Puzzlement» — хороший концепт, позволяющий описать то, как устроена эта выставка. В разных ее частях мы находим внутри обыденных пространств свободу интерпретации, которая нас странным образом не «раскрепощает к фантазии», а наоборот, ставит серьезную задачу игры. Пожалуй, это ближе всего к рансьеровскому «подвешиванию», упраздняющему поверхностное представление о модернизме и постмодернизме. Формальный прием «переворота» — по сути, модернистский, в этой выставке служит не формальным, а смысловым и историческим задачам — раскрывает образ тревожной цифровой современности, где художник приостанавливает скорости, чтобы мы могли задаться вопросом о возможностях жить и выживать в современной Москве.

 

Другой очень интересный момент заключается в трансформации диалектического противоречия средствами экспозиции. Например, советские песни представлены нам как текст, очищенный от автоматического грува поп-музыки, что позволяет думать об их идеологическом смысле. При этом гимн СССР и России, в котором важнее всего слова перекодирован в нечеловеческий еле различимый шум, утративший историческую связь и предстающий как чувственное сенсорное переживание. Я думаю, что противопоставления такого рода, благодаря подвешиванию интерпретации избегают банального тотализирующего снятия и, несмотря на то, что выставка выстраивается цельно, каждая ее часть обладает странной нерешенностью и несводимостью по отношению к целому. Цельность в данном случае удерживает чувственную и смысловую расколотость, создавая интересный художественный прецедент «диалектики без снятия». В этом заключается важная роль кураторской работы Кирилла Преображенского, с которым художник находится в диалоге. Однако, влияние Преображенского не подавляет язык Дмитрия Венкова — я тоже вижу в этом важнейший фактор. Художник вступает в диалог с московским концептуализмом, с практиками Преображенского, но трансформирует их таким образом, что в его работах раскрывается контекст, важный для современной ситуации 2010-х годов — для современного отношения к городу и цифровому образу с их тревожными противоречиями и задачами для жителей. На мой взгляд, это один из интереснейших персональных проектов, который демонстрирует возможности совместной работы художника и куратора. Эту выставку нужно смотреть именно как высказывание, а не просто ретроспективный сборник работ. Она не просто демонстрирует отдельные работы — ей удается прояснить и проблематизировать само отношение художника к искусству и его роли в современной российской ситуации.